Астахов о новосибирской медицине: Здесь грустно, здесь слёзы льются
Уполномоченный по правам ребенка при президенте России Павел Астахов доложит Дмитрию Медведеву о ситуации с оказанием медицинской помощи детям в Новосибирске, в которой, по его мнению, виноваты чиновники муниципалитета.
Омбудсмен в воскресенье приступил к объезду детских лечебных учреждений Новосибирской области. Его визит в регион продлится еще два дня. Одним из посещенных им в первый день мест стала детская больница скорой помощи в Новосибирске на Красном проспекте, 3. Сопровождала Астахова и рассказывала ему о проблемах стационара жительница Советского района Новосибирска Дарья Макарова, восьмимесячный сын которой, доставленный на «скорой» из Академгородка, умер в этой больнице в ноябре. Эта история получила большой общественный резонанс.
ЗДЕСЬ СЛЕЗЫ ЛЬЮТСЯ
«Здесь, конечно, нужно очень серьезно разбираться, потому что учреждение муниципальное, и у меня, например, много вопросов возникает к главе города, поскольку это его прямая обязанность — обеспечивать здравоохранение в этом муниципальном образовании, обеспечивать всех граждан доступной медицинской помощью», — сказал Астахов журналистам.
По мнению омбудсмена, ремонт в больнице должен был быть проведен еще пять лет назад. Кроме того, он считает недостаточным количество умывальников и туалетов.
«Здесь грустно, здесь слезы льются, когда матери спят с детьми на одной кроватке. Это больница даже не из прошлого века, даже не из прошлой жизни, так не живут и так не лечат», — сказал он.
Астахов подчеркнул, что обеспечить условия для пациентов и для врачей, которые здесь работают, должны чиновники, не только главный врач больницы.
«Потому что главный врач, получается, становится заложником администраторов от власти, главы города, главы муниципалитета, а пациент всегда заложник врача в этой ситуации. Вот такого быть не должно», — заявил он.
Омбудсмен назвал ситуацию совершенно бесчеловечной, идущей вразрез со всем, что декларируется на федеральном уровне.
«Поэтому будем разбираться с этим вопросом. Я внимание нового губернатора (Василия Юрченко) однозначно привлеку, но я буду докладывать и президенту нашей страны, что такая ситуация сложилась здесь. И я конкретно понимаю, чья здесь вина. Я вижу здесь вину именно чиновников, руководителей муниципалитета и города», — сказал Астахов.
СКОРАЯ ПОМОЩЬ ДЛЯ БОЛЬНИЦЫ
Уполномоченный по правам ребенка прошел по всем этажам больницы, осмотрел палаты, операционные, кабинеты, санузлы, гардероб в подвале, побеседовал с врачами, мамами, которые лежат со своими детьми.
Макарова рассказала, как ее и сына привезли в эту больницу, как она потом приходила навещать ребенка. Она подчеркнула, что у нее нет претензий к врачам. Макарова показывала Астахову текущие краны, старые окна в еще не отремонтированных отделениях больницы, неудобный подъезд для «скорой помощи».
В конце обхода у омбудсмена и Макаровой состоялась продолжительная беседа. Жительница Новосибирска рассказала о своей трагедии, о том, что в городе мало детских стационаров, и поэтому малышей приходится на «скорой» далеко везти, о том, что СО РАН не хочет передавать единственную в Советском районе больницу муниципалитету. Этого, в частности, добивается созданное ею общественное объединение «Здравоохранение — детям!».
«Очень важно, что вы создали это движение сейчас. Я потому что, честно говоря, пытался вспомнить — кроме каких-то одиозных организаций ничего не знаю. Нет их на слуху и нет их в этом поле гражданского общества. То, что вы сказали, что наладили диалог с властью, это тоже очень важно. Потому что можно так встать в позу и не слышать друг друга. Вопрос в том, чтобы, когда они вас услышали, заставить делать. Вот заставить делать — это уже моя функция. Я увидел, посмотрел, услышал. Понятно, что здесь надо делать срочно», — сказал ей Астахов.
МИТИНГ
Также в воскресенье общественное объединение «Здравоохранение — детям!» провело митинг в центре Новосибирска с требованием реформировать систему детского здравоохранения. По данным правоохранительных органов, в нем приняли участие около 150 человек, мероприятие прошло без нарушений.
Помимо основного требования создать полноценную детскую больницу в Советском районе, которое звучало еще на первом митинге этой организации 4 декабря, участники второй акции протеста заявляли, что от начавшихся после смерти сына Макаровой проверок страдают медики. По их словам, были случаи, что врачам приходилось перед приходом комиссии красить стены. Мэру митингующие предложили продать Audi и купить на эти деньги детские реанимобили.
Макарова 18 ноября разместила в интернете сообщение, в котором рассказала о смерти своего восьмимесячного сына. По ее словам, мальчик по непонятной причине не проснулся утром 10 ноября. Вызванная «скорая помощь» повезла ребенка в больницу по загруженной магистрали. По дороге к ней у малыша остановилось дыхание, но бригада «скорой» смогла вернуть его к жизни. После этого одна из больниц в центре Новосибирска приняла ребенка. Там он умер, не приходя в сознание. После этого случая в системе здравоохранения региона начались ведомственные проверки.
Комиссия областного Минздрава провела проверку и заявила, что медпомощь сыну Макаровой на этапе скорой помощи и стационарного лечения оказывалась квалифицированно, но признала, что существующая система неотложной медпомощи детям в Советском районе «требует развития». Министр здравоохранения области Ольга Кравченко отмечала, что от жителей района поступает много жалоб на медицинское обслуживание не только детского, но и взрослого населения.
В Новосибирске уже несколько лет ведется работа по передаче ведомственных лечебных учреждений от СО РАН муниципалитету. Уже переданы все поликлиники, остается открытым вопрос о передаче стационара — Центральной клинической больницы СО РАН, детское отделение которой сейчас на ремонте.
После смерти сына Макаровой власти изменили порядок работы «скорой помощи» для детей Советского района. Сейчас, по словам Кравченко, госпитализация нуждающихся в экстренной помощи малышей происходит в больницу Бердска.
Мария Кормильцева / РИА Новости
Павел Астахов: Такое чувство, что Гражданское общество в Новосибирске представлено только Дарьей Макаровой.
Такой вывод Уполномоченный по правам ребенка при Президенте РФ сделал после посещения муниципальной детской клинической больницы скорой помощи, врачи которой боролись за жизнь восьмимесячного сына Дарьи.
«Это здание 1913 года постройки, — оправдывался начальник департамента по социальной политике мэрии Новосибирска Александр Львов. – Оно лет 20 назад было списано с баланса». Астахов в это время смотрел в окно, на строящийся офис «Запсибзолота»: «А это что за здание строится? Значит, деньги в городе есть?»
Мир поделился на реальный и какой-то иррациональный – об этом Астахов в течение всего рабочего дня в Новосибирске не раз вспомнит. Было видно, что для российского общественного деятеля эта проблема давно уже переведена из области философии в статус когнитивной рефлексии. Это сильно походило на нечто подобное: отчего же люди не летают как птицы, или почему солнце встает на востоке?
Впрочем, Дарья Макарова, вызвавшаяся стать экскурсоводом по этому памятнику истории и архитектуры, вернула мысли Уполномоченного в более понятную реальность.
- Вот, то самое место, на этой лестничной клетке родители должны стоять и ждать, когда им позволят увидеться со своим малышом. Спасибо медсестрам, меня они пускали к Максимке, знали, что конец близок…
Астахов удивился таким порядкам: в Астраханской больнице, которую он привел в пример, о таких регламентах даже и не знают, там родители свободно общаются и встречаются со своими детьми, проводят вместе время. «Это потому, что главный врач в Австрии учился», — осеняет Астахова догадка…
В больнице старые оконные рамы забиты полиэтиленом, это чтобы не дуло. Оказывается, такое Уполномоченный день назад наблюдал в Кемеровской больнице. Голь на выдумку хитра. Хорошо еще, что еду на батареях не греют.
- А вот здесь лежал мой Максимка. Вот они эти окна… Здесь стояла кроватка, она еще в семидесятых годах, вероятно, была сделана. На ней было одеялко – синтепон продранный. Его берешь в руки, и он расползается на ниточки. Когда я предложила принести свое одеяло из овечьей шерсти Иваново, отказали — регламент. Потом сжалились, потому что понимали, что сыну осталось недолго…
В бывшей реанимационной палате, ординаторской сейчас нет ни мебели, ни оборудования – готовят помещения к ремонту. В тех местах, где стояли шкафы, толстый слой пыли. Это уже вековой артефакт, свидетельство разрухи, которая, как известно, в головах. Значит, санитарки, сестры-хозяйки относились к этому спокойно и терпимо. Значит так и надо — тряпкой по полу, пыль — под шкаф. Десятки ног свиты подняли эту пыль в воздух. После их ухода, она повитает и вновь осядет на то же самое место, где сто лет пролежала – уже на новое оборудование и свежеокрашенные стены…
Хотя положение торопился исправить Александр Львов, он повел гостя на третий этаж, который успели отремонтировать за год до кризиса. «Двадцать пять миллионов потратили на ремонт этажа», — гордо заявил он, но щедроты мэрии не произвели на Астахова ожидаемого впечатления.
- Странно, а почему не 50 миллионов? Не 100?
Никто так и не понял, что хотел этим сказать Астахов: то ли он иронизирует, то ли не поверил, что зеленый гипсокартон на стенах, да незатейливые дверные коробки могут столько стоить.
Главный защитник российских детей обошел все закутки исторического здания, открывал все двери, попадал в палаты, в процедурные, завернул в туалет, и мигом оттуда выскочил:
- Там же дышать нечем, глаза режет от освежителя воздуха…
И опять, что это — упрек или ирония по поводу того, что кто-то, накануне его визита, пытался перебить импортной химией столетний запах.
А почему в палате смеситель болтается? Его что, некому прикрутить? «Я вашему водопроводчику сам что-нибудь открутил бы», — уже не на шутку раздражается визитер.
Пока он сердится, спрашиваю какого-то доктора о зарплате.
- Военная тайна…, — и, немного подумав, доктор отвечает — 7 тысяч рублей у врача высшей категории.
Прокручиваю в голове, если у того, кто спасает детей 7 тысяч, то у водопроводчика, наверное, раза в два меньше. Но он, водопроводчик, может и покалымить по окончании своего восьмичасового рабочего дня, а врач высшей категории?
Математические расчеты прерывает Уполномоченный. Он разговаривает с мамочкой маленького пациента:
- Вы что, спите на одной кровати со своим ребенком?
- Ну, да…
- А вам разве не предлагали отдельную кровать?
- Конечно, нет.
- А почему «конечно»?
- Ну, так медицина-то бесплатная здесь…
Положение решается спасти главный врач больницы Ростислав Заблоцкий:
- Как это вам не предлагали кровать? Нет? Непорядок! Вот свободная, располагайтесь!
- Да, да, занимайте свободную кровать, — подхватывает Астахов, радуясь, что сделал за весь день хоть одно полезное дело. Но тут же, видимо, что-то заподозрив, отправляется в соседнюю палату.
- А вы почему на одной кровати с ребенком?, — спрашивает он другую мамочку.
Мамочка – Светлана Девинская – с детской непосредственностью признается:
- Мы поступили в пятницу вечером с переломом позвоночника и, кроме травматолога, нас никто не смотрел.
- Как? Сегодня воскресенье и вас никто не смотрел с тех пор? — удивляется Павел Алексеевич.
- Никто.
- А утренний обход был в воскресенье?
- Врач пробегал, сказал лежать прямо, но я хотела узнать, насколько возможны движения, ведь ребенок маленький, его же не удержишь, но слава богу, что Интернет под рукой есть, вот сама пытаюсь искать ответы на эти вопросы.
- То есть, лечитесь сами, узнаете как лечить из Интернета?
Обращает взгляд на главного врача:
- Вы объяснить не можете пациентке?
Ростислав Заблоцкий в очередной раз пытается спасти ситуацию, но получается как с той вековой пылью, которая еще не успела осесть на стены бывшей реанимационной палаты:
- Вам разве ничего не объясняли при поступлении в больницу?
Светлана, немного раздражаясь от того, что ей не доверяют или пытаются уличить в неблаговидном поступке, которого она не совершала, отвечает, с некоторым металлом в голосе:
- Сказали, что врач придет в понедельник и все объяснит.
Астахов в чисто гоголевской манере требует позвать сюда дежурного врача. Но вместо него приводят целого заведующего отделением Сергея Мацука.
- Ну что же вы так, почему женщине никто не объяснит? — ласково обращается к нему Астахов.
- Так ведь, с понедельника начинается лечение, — наивно отвечает Мацук, свято веря, что суббота и воскресенье для всех выходные, и даже, для компрессионных переломов, и прочих напастей.
Астахов резко встает и бросает уже на ходу, словно не желая больше тратить время на объяснение причин того, почему люди не летают как птицы:
- Лечение, к вашему сведению, начинается с момента поступления пациента в больницу!
«Невовремя, неправильно и плохо», — вот диагноз, который потом поставит отечественному здравоохранению Дарья Макарова. Диагноз, который она выстрадала, и на вынесение которого имеет полное право.
- Когда у мальчика начались судороги мы стали искать врачей по всему городу, начала она рассказывать свою трагическую историю. — По большому блату нашли врача. Нас взяли, провели обследование, по всем анализам выходило, что он здоров. Нам сказали, что мы должны стать на учет к эпилептологу. У нас в районе нет такого специалиста вообще. Я дозванивалась месяц до эпилептологического центра, телефон которого нашла в Интернета, но никто не брал трубку. Когда дозвонилась, мне сказали – у нас запись только на август, а я звонила в мае. Мы проехали по некоторым врачам, о которых рассказывали знакомые и о которых прочитала в инете. В конце концов, мы нашли такого специалиста. 10-го ноября она должна была приехать к нам домой. Но накануне мальчику стало хуже. Я ей позвонила. Она была занята и сказала сходить к неврологу, чтобы исключить что-то более серьезное. Мы пошли в частный центр, а там сказали, что у малышки режутся зубы, это реакция на погоду. Больше ничего невролог не заметила, хотя я обратила ее внимание на то, что у ребенка дрожат глазки, ослабли мышцы шеи, он стал тяжело глотать… А она не заметила. Она так и сказала, я запишу в карту только то, что сама увидела. Платный центр – это стоимость посещения врача от 800 до 2000 рублей. И даже в этом центре нас смогли записать на 15 ноября к окулисту, чтобы посмотреть глазное дно. А Максимка не дожил… Не дождался…
Для Астахова эта история не нова и совсем не единична.
- Почему так случилось? Потому что у нас специалистов не хватает. У нас в медицине работают или неудачники, или энтузиасты… Вообще, Общественная палата есть в Новосибирске? Гражданское общество? Складывается ощущение, что Гражданское общество представлено в Новосибирске только Дарьей Макаровой. Власть собирается как-то работать с обществом?
Он прервал свои рассуждения на этой ноте, видимо, осознав, что опять углубился в поиски ответа на вопрос, почему солнце встает на востоке.
- Мэр Городецкий когда был последний раз здесь? – обратился он с вопросом к главному врачу.
- Полгода назад, когда здесь проводилась благотворительная акция «Улыбка».
- Улыбка? — не понял Астахов. – А причем тут улыбка? Чему тут улыбаться? Здесь много вопросов к мэрии. Я хочу понять, у вас мэр в городе существует? Да, еще, кто такая дама по фамилии Егорова?
Александр Львов, не ожидая подвоха, сообщил – это руководитель отдела здравоохранения Советского района.
- Я почитал то, что она говорила и понял, что попал в другую реальность: она говорит, ну по 50 человек умирает каждый день, какая разница – довезут или не довезут, кому суждено умереть, того все равно хоть вези, хоть не вези… Когда я читаю такое, я понимаю, что человек очень спокойно живет…
На выходе из больницы, в коридоре, Астахова поджидала группа людей, с безумными глазами. Они протестовали против ювенальной юстиции. С ними тоже пришлось поговорить. Окунуться в другую реальность. А Дарья Макарова, ожидая Уполномоченного, продолжала вспоминать:
- Вот сюда парень-фельдшер из «скорой» заскочил с Максимкой на руках, стал метаться, не знал, в какие двери броситься. Положил его на этот столик и стал нагнетать помпой воздух в его легкие. А потом вышла какая-то женщина в белом халате…
Она рассказывает это уже не в первый раз. И сколько еще будет вспоминать того парня-фельдшера, который спасал ее сыночка, как своего. Врачей и медсестер, которые тоже спасали Максима…
- Мы-то полечим своих детей, да заберем отсюда, а врачи вынуждены каждый день возвращаться в эту помойку…
Наверное, она права. Только смущает одно — так ли они вынуждены? Кто они, энтузиасты или неудачники? И кого из них больше? Кто он, тот парень-фельдшер, который спасал Максимку, «как своего»? Неудачник? А в чем не удалась его жизнь? Разве только в том, что он не пошел торговать мобильниками за 15 тысяч, а «мечется» и «качает воздух в легкие»? Тогда побольше бы таких. Тогда, может быть, и пыль веками не будет оседать на свежеокрашенные стены.
Константин Антонов / Сибкрай.ru
Еще из этого раздела
-
Новосибирский губернатор уволил главврача больницы, где умер двухлетний мальчик
Независимые эксперты наряду с министерством здравоохранения Новосибирской области принимают участие в проверке Мошковской Центральной районной...
-
Новосибирского курсанта судят за убийство на дуэли
Военный суд Новосибирского гарнизона под председательством Сергея Войтко приступил к рассмотрению уголовного дела, возбужденного в отношении...
-
Уполномоченный по правам ребенка при Президенте едет в Новосибирск
На следующей неделе уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов встретится с Дарьей Макаровой, матерью восьмимесячного...
Павел Астахов продолжает «шерстить» новосибирских чиновников от здравоохранения:
«За два дня пребывания в Новосибирске я побывал в очень разных медицинских учреждениях. Например, клиника Мешалкина – замечательное учреждение. Там делают уникальные операции. И такие клиники должны быть по всей России. С другой стороны, те учреждения, которые я видел вчера, в первую очередь муниципального подчинения, — в огромном долгу перед людьми. Люди, которые вынуждены обращаться за медицинской помощью практически становятся заложниками. И даже не врачей, а администрации, чиновников, которые вовремя не выделили денег. Мы сегодня обсуждали с губернатором эту ситуацию – он прекрасно понимает, что без финансирования, без программ реконструкции, перестройки, а, может быть, даже ликвидации и открытия новых медицинских учреждений эту проблему не решить. Мы не добьемся доступного здравоохранения для каждого в нашей стране, если вовремя не будут решаться вопросы ремонта, приобретения оборудования, которое спасает людям жизнь. Надо понимать, что на одной чаше весов находится человеческая жизнь, а на другой – деньги, посты, чины… Поэтому, когда смотришь из окна убогой реанимационной палаты на только что построенный бизнес-центр, понимаешь, что ты находишься если не в стране, то в городе контрастов.
Кстати, я обратил внимание, что не только больницы, но и другие учреждения муниципального подчинения, например, детские дома, находятся в ущербном состоянии, на положении «пасынков». Очень странно, что во всех подобных учреждениях, даже в интернатах для умственно отсталых детей, даже в колонии есть компьютерный классы. А в муниципальном детском доме один старенький компьютер на всех. Мне кажется, это связано не с недостатком финансирования, а с недостатком совести.
Сейчас я обращаюсь к властям Новосибирска. Если вы не услышите меня, если вы давным-давно не слышите людей и приезжаете в больницы только на какие-то парадные акции – этим вы не укрепляете свой авторитет, а только ставите его под сомнение. Каждый чиновник должен постоянно держать открытыми уши и глаза. Рот закрытым. Можно есть пореже, и не проглатывать то, что плохо лежит. Если этого не происходит, тогда начинаются митинги, возникают протестные настроения, общественные движения.
Надо отдать должное Дарье Макаровой – переживая такую страшную трагедию, она не замкнулась. Она поняла, что от ее позиции сегодня зависят остальные матери, которые вполне могут попасть в такую же ситуацию и стать заложниками недобросовестного отношения чиновников к своим обязанностям. В том числе, к обязанности вовремя выделять деньги. Должны следить за ситуацией в учреждениях, где оказывается помощь. Не только медицинская – социальная образовательная, любая. Потому что государственная политика реализуется на уровне муниципальных образований. Можно принять любой, самый замечательный закон, президент подпишет. Но если он не будет реализовываться на местах, вся государственная политика разрушится. И люди, которые разрушают ее, сводят на нет авторитет власти, не должны сидеть на своих местах.
Поэтому я считаю, что городские власти должны исправить ситуацию и извиниться перед общественностью, объяснить, почему случилось так, что детская больница оказалась на положении изгоя. Я же вижу глаза врачей – они просто боятся пожаловаться, они привыкли к этой ситуации… А все очевидно. В 3-й городской клинической больнице в 2007 году отремонтировали отделение. Я не скажу, что шикарно, но там, по крайней мере, можно находиться. А во всем остальном помещении больницы не то что медицинскую помощь получать, там просто опасно. В реанимации все полы разбиты, установлена странная аппаратура, а представитель департамента здравоохранения мэрии Новосибирска убеждает меня, что она – современная. Простите меня, я видел не один десяток больниц, и мне есть с чем сравнивать.
А если говорить о ЦКБ СО РАН, где я тоже сегодня побывал – там ведомственность превыше всего. Эта другая проблема, которая существует на территории всей России. Есть Академия, академики, которым надо заниматься наукой. С этим никто не спорит. Но, наука для кого? Если люди будут умирать, если нужно везти в больницу по пробкам два с половиной часа, потому что больница СО РАН не принимает… Вот Президиум СО РАН принял решение сократить в реанимационном отделении число коек со 120 до 20. И все. Как это можно опротестовать? Сейчас приняли решение увеличить до 40 коек. Захотели провести ремонт – ремонтируют. Губернатор мне сегодня сказал, что не отступится и будут последовательно решать вопрос о передаче больницы в ведение муниципалитета. Если надо, к решению этого вопроса подключится Президент РФ.
Сегодня, в каком ведомственном подчинении не находилось бы учреждение здравоохранения, но если человек, а уж тем более, ребенок, умирает, ему нужно оказать помощь там, где есть первый человек в белом халате. А уже потом разбираться, есть ли у больного полис и паспорт.
Кстати, еще один вопрос – сегодня мне главврач ЦКБ СО РАН рассказывает, что ведется ремонт. Говорит: «17 миллионов запланировано на это потратить». Я спрашиваю:
- 17 миллионов на одно отделение?
- Нет, на одно отделение 8 миллионов.
Вчера в городской клинической больнице мне сказали, что на ремонт отделения потратили 27 миллионов. А оказывается, что это можно сделать и за 8 миллионов. А когда я узнал, что покупка томографа для этой больницы стала причиной уголовного дела, у меня сложилось ощущение, что скапливается слишком много фактов. Причем представитель департамента здравоохранения мэрии говорит мне, что городских властей это не касается, касается только того, кто продал томограф по завышенной цене. Простите, это касается прежде всего тех, кто организовывал конкурс и принимал его результаты. Завтра я буду встречаться с представителями прокуратуры и Следственного комитета, и уточню этот вопрос.
Все складывается одно к одному. Очень дорогой томограф. Очень дорогой ремонт. А все остальное – разруха. В подвале гардероб, в который невозможно зайти, не ударившись головой о трубы. Неудобный подъезд, разбитые рамы, затянутые пленкой, помыться там негде… ну что, я буду все перечислять? Миллион вопросов, которые не решались на протяжении многих лет. Диагноз однозначный – запущенная хроническая безответственность чиновников, которые должны были следить, чтобы городская больница функционировала и оказывала помощь.
Я буду докладывать эту ситуацию Президенту РФ и озвучу свои рекомендации по этому поводу.»
news.mail.ru