Вода искитимского Святого источника освящена мучениями людей в каторжном лагере

23 октября в поселок Ложок потянулись верующие со всей Новосибирской области, чтобы «совершить память» двух сибирских священников, расстрелянных в сталинские времена и канонизированных в XXI веке. Литургию в поселковом храме и разговоры паломников слушал корреспондент Сиб.фм.

В поселке Ложок на протяжении 27 лет, с 1929-го по 1956 год, находился штрафной отдельный лагерный пункт (ОЛП) Сиблага. В лагере одновременно содержали до четырех тысяч человек.

Каждый месяц до 20% заключенных умирали от холода, переутомления и болезней, но на их место приходили всё новые и новые. Заключенные занимались производством извести, щебня и камня, строили дома на улицах Богдана Хмельницкого и Александра Невского в Новосибирске. Все работы выполнялись вручную, из инструментов зэкам доверяли только кайло, кирки и кувалды.

По воспоминаниям уголовника Анатолия Литвинкина, «бурили камень: 1600 ударов по буру — пройден один метр. Пять метров — норма в день. Бригада состояла из двух человек, необходимо было пройти десять метров».

Грязь в Ложке белёсая, как цемент: много известняков. У ступеней храма прихожане крестятся и чистят обувь, как могут, но в итоге на службе почти все стоят с грязными ботинками.

В храме, который находится в пяти минутах ходьбы от места, где располагался лагерь, пахнет советской столовой. Раньше в этом помещении был магазин, рассказывает матушка Варвара.

— Священномученики Николай и Иннокентий погибли в лагере, который здесь был, их причислили к лику святых, иконы им большие нарисовали, красивые такие, — говорит матушка Варвара.

Она не знает, что священники Николай Ермолов и Иннокентий Кикин, которые служили в храмах в Ордынском районе и в 2002 году были причислены к лику святых, как великомученики, никогда не были заключенными Искитимского ОЛП. Их арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности летом 1937 года и 26 октября расстреляли в новосибирской тюрьме.

Паломники считают, что в ложковский лагерь ссылали «церковников» — верующих и священнослужителей.

Судя по воспоминаниям, это не совсем так. Анатолий Литвинкин утверждает, что было много и военнопленных, и «контриков» — по 58-й статье:

— Церковнослужителей не встречал. Убивали раньше… Уголовники избивали «контриков» (политических) и грабили. За что теперь мне очень стыдно.

Именно здесь отбывала срок Анна Ларина-Бухарина, жена большевика Николая Бухарина, обвинённого в создании «право-троцкистского блока» и расстрелянного в 1938-м. Ей было 23, когда её арестовали. В общей сложности на каторге и спецпоселении в Ложке она пробыла 14 лет, до этого — ещё пять лет в различных тюрьмах и лагерях. Сына, которого у неё отобрали годовалым, она увидела уже 19-летним.

Праздничная утренняя литургия длится долго, больше полутора часов. В ней участвуют священники со всей Новосибирской области, и маленький храм не может вместить всех верующих. На улице холодно, потому многие стремятся зайти ненадолго хотя бы в коридор, где стоит иконная лавка и стол.

За столом голосистая женщина продает «кирпичики» (открытки) на завершение строительства храма около источника.

— Скоро храм-то построят? — спрашивает продавщицу «кирпичей» скептично настроенная паломница.

— Ой, если такими темпами, как сейчас, мы его быстро, быстро построим, — бойко отвечает продавщица и постукивает пачкой открыток, чтобы сделать стопку аккуратной.

— Все кирпичики приобрели, все? — обращается она к толпе.

Кто-то протягивает ей 100 рублей — через спины других, как плату за проезд, — и называет имя.

«Кирпичики» именные — на каждом будет написано «за здравие такого-то» или «за упокой». Стоят 100 рублей штука, по цене одного кирпича.

По такому же принципу когда-то в Новосибирске строили Дом Ленина. Тоже своего рода храм был.

Запах ладана перекрывает остальные, в храме становится сразу тепло и уютно. Наконец служба заканчивается, верующие прижимаются к стенкам длинного храма-магазина, пропуская вперед священнослужителей, и все выходят на улицу.

Паломники и священники набиваются в автобусы, впереди следует машина ГИБДД и минигрузовик KIA с передвижной маленькой колокольней.

Верующие держат иконки на груди. Внезапно строгая монахиня в белом платке с красным крестом запевает псалом, и автобус подхватывает. Мы движемся медленно по ложковскому бездорожью, в окнах мелькают опустевшие огороды, грядки с несобранной ещё капустой, в автобусе поют «Матерь Богородица, спаси нас!»

На опушке берёзового леса автомобильная процессия останавливается, все выходят и строятся в Крестный ход: впереди — высшие священные чины, следом — помладше, с хоругвями и большими крестами, затем — псаломщики, а за их спинами уже — матушки, монашенки, прихожане и все остальные.

На протяжении двух километров пешего пути псаломщики тянут нараспев: «Священномученники Николай и Иннокентий, молите Бога о нас!» Псаломщики поют хорошо, им фальшиво вторят верующие.

В толпе идут старики с клюками, мамаши с колясками и детьми постарше — те рвутся в лес побегать. Паломники несут иконы и церковную прессу, в которой на этот раз опубликованы жития новых святых. Школьники, прибывшие на Крестный ход организованной группой, болтают о своем.

— Молчать! Молиться! — одергивает их провожатый в одеянии священника.

Толпа поднимается на небольшой пригорок, откуда открывается вид на Святой ключ и недостроенный кирпичный храм рядом с ним. Священники выстраиваются у ключа, а верующие заполоняют собой всю площадку рядом с ручьем.

Здесь происходит короткая служба, после чего люди, несмотря на промозглый осенний холод, раздеваются и лезут в воду. Кто — прямо на улице, кто — в обустроенной купальне, в которой не теплее, но хотя бы нет ветра.

Те, кто побывал в ручье, кряхтят «благодать!», а те, кто не решился, им не верят, но завидуют.

Источник в Ложке считается святым. Паломничества сюда совершают даже иностранцы, а местные берут воду каждый день. Отец Игорь сокрушается: приходящие часто бросают здесь мусор и пластиковые бутылки, въезжают на машинах к источнику, являются нетрезвыми.

На пригорке — очередь за кашей и чаем. Служащие храма обсуждают прелести социальных сетей:

— Я недавно зарегистрировался «Вконтакте», очень удобно, всякие приложения там есть!

— Да, хороший инструмент, можно общаться с верующими. Но в приложениях есть игры, это грех, я использую только «Православный календарь».

— Да, — спохватывается собеседник — я тоже только «Православный календарь». Ты погляди, какие кресты интересные, — меняет он неожиданно тему, — разборные.

Очередь за кашей между тем двигается потихоньку, и вот нам становится видна полевая кухня. Старик в смешной панаме вздыхает:

— Ох, какая старенькая, ох, какая ржавенькая!

— Я?! Это я старенькая-ржавенькая? — с воплем поворачивается пожилая женщина впереди.

— Ой-ой-ой, нет! — он искренне пугается, — кухня. Кухня старая. А вы — молодая.

Женщина успокаивается и получает свою тарелку с кашей. Старика в панамке несколько раз отпихивают те, кто помоложе и понаглее.

— А супчика нет? — спрашивает он у тетки в переднике, которая раскладывает солдатским половником кашу с мясом.

— Супа нет. Ишь ты, оголодал, бедняга! Только каша и чай.

Поев, старик идет по тропике в сторону Ложков, к улице Центральной, где стоит храм.

Прихожан в Ложке немного, в основном, тоже старики, но многие ездят из Искитима — батюшка Игорь Затолокин добрый, исповедует, причащает и даже разрешает сидеть во время службы.

Святость источника отец Игорь объясняет по-своему, но доступно и просто:

— Это нематериальный памятник всем безвинно пострадавшим. Эта вода освящена мучениями людей в страшном каторжном лагере.

Саша Зайцева / Сиб.фм
Фотографии Александра Бендюкова